Спор об истолковании названия московской улицы Арбат не закончен. Но ясно, что при появлении топонима "Арбат" его соотносили вначале не с одной только улицей, а с большей территорией Занеглименья перед Троицкими воротами Кремля, которая с годами меняла свои границы. Названию Арбат могли сопутствовать также другие наименования той же местности.
***
С Троицких ворот Кремля и соединенной мостом с его Троицкой башней отводной Кутафьей башни начинался западный луч Москвы. В наши дни привыкли к тому, что наиболее удобные направления путей из Москвы и в Москву закреплены в названиях вокзалов и шоссе (Курский, Казанский, Ярославский вокзалы. Минское, Рязанское шоссе). Тот же принцип еще прежде был отражен в наименованиях московских улиц (Тверская, Дмитровская, Калужская и др.). Но сами возможности передвижения были ограничены особенностями местных природных условий: лошадям (и торговых караванов, и военным) трудно было передвигаться в лесу, в овражистой или болотистой местности города "на семи холмах". Более удобны были районы песков (внимание к этому замечаем в стародавних наименованиях церквей и близлежащих мест: Николопесковские, Спасопесковские переулки в середине Арбата). Москву-реку конница относительно спокойно могла перейти лишь у Крымского брода. А лесистые сырые овраги Чертолья, Успеньев овраг между нынешними улицами Никитской и Тверской, превращавшаяся в топь (особенно в половодье) часть сегодняшней Театральной площади были неприступными препятствиями. И потому-то именно Арбат стал военной дорогой.
Этим путем от Троицких ворот уходили на войну, этой дорогой возвращались с войны; и перед походами и после них служили молебен в храме Бориса и Глеба. Здесь пролегал путь и нападавших на Москву: в 1439 году на месте нынешней Арбатской площади разбили войска хана казанского; в 1571 году она видела крымских татар хана Девлет-Гирея, выжегших Москву. Свое стратегическое значение западная дорога сохраняла и после строительства стен Белого города: в годы польской интервенции с Арбатской площади войска, возглавляемые князем Пожарским, пошли в 1612 году освобождать Кремль. Через двести лет тем же путем пройдут русские войска после Бородинского сражения, а затем конный авангард Мюрата, за ним Наполеон...
Занеглименье долгое время оставалось небезопасным в военном отношении. Родовые усадьбы знати располагались поближе к Кремлю, в пределах Белого города; дворцовые обслуживающие слободы теснились одна подле другой недалеко от городских стен. Стрелецкие же слободы - вдоль больших улиц и на периферии их, близ охраняющего их земляного вала. Причем больше всего стрелецких слобод было к западу от Кремля, так как дороги на восток считались в ту пору более мирными, и восточная часть Земляного города была жилым районом богатых людей (хотя и менее парадным, чем путь европейских посольств).
В XVI - XVII вв. Арбат - это кварталы поселений дворцовой обслуги (потому-то эти части Москвы и включили в состав опричной территории царя Ивана), а затем стрельцов (фамилии их командиров до сих пор в уличных наименованиях - Зубовский, Левшинский, Каковинский). Еще в большей мере отражены в топонимии ремесленные занятия жителей: ближе к Кремлю - Кисловские переулки ("кислошники" приготовляли для дворца кислую капусту, мочили яблоки, делали квасы); далее улица Поварская с переулками Столовым, Скатертным, Хлебным, Ножевым. Напоминают о царской охоте названия Собачья площадка, переулков Кречетниковского, возможно, Медвежьего; о конюхах - Староконюшенный, Остоженка (где заготовляли сено на приречных лугах), Власьевский (Святой Влас - покровитель скота). Поблизости жили и мастера серебряного и денежного дела, плотники, о чем тоже узнаем из названий переулков и храма Николы в Плотниках (отсюда название переулка Никольский, позднее Плотников). Близ церкви Апостола Филиппа в Иконной слободе обитали "казенные" иконописцы. В XVII в. в районе современной улицы Арбат были и загородные садовые участки (пользуясь терминологией наших лет) знатных людей: у церкви Николы в Плотниках владения Стрешневых, родственников царя Михаила Федоровича (женатого на Евдокии Стрешневой). В XVII в. нынешняя улица Арбат была настолько загромождена лавками, мелкими мастерскими, возами приезжих торговцев, что это казалось небезопасным и в пожарном, и в санитарном отношении. И кузницы также, как торговля сеном и мясом, были выведены за границы Земляного города. Тогда надолго обретают особое значение Смоленский и Сенной рынки (по обеим сторонам современной Смоленской площади).
В XVI веке, особенно в годы опричнины, иногда даже в XVII веке история Арбата в государственно-политическом плане обретала как бы индивидуальные черты. Но в социокультурном плане Арбату тогда еще не присущи были особенности, которые отличали бы его более или менее заметно от местностей, где сосредоточивались за границами (стенами) Белого города другие московские слободы. И потому обобщенные в исследованиях ученых данные о каждодневной жизни московских посадских слобод допетровской Руси35 можно отнести и к жителям Арбата. Отличия в образе жизни от других территорий разрастающегося города обнаруживаются с социальным возвышением Арбата: когда Москва стала, употребляя определение Пушкина, "порфироносной вдовой". (Особенно после пожара 1736 года.)
Арбат решительно одворянился и, соответственно, стал средоточием бытовой культуры нового, западноевропейского образца. Точнее сказать, своеобразного совмещения такой культуры, прежде всего ее внешних признаков (архитектура зданий и их внутреннее убранство, одежда и манера прилюдного поведения, времяпрепровождение и круг чтения, иностранный язык в общении с подобными себе по социальному статусу и т. п.), и повседневных традиций укоренившегося крепостничества. Именно такой симбиоз характерен был для больших и малых усадеб Приарбатья. Новые черты повседневного образа жизни, сразу же становящиеся нормой в обживаемых дворянством кварталах строящейся новой столицы - Петербурга, в старой Москве в подобной степени концентрации более всего заметны были в местности между Остоженкой и Дмитровками, где сердцевиной станет та, которую с конца XVIII в. будут именовать Арбатской частью.
В XVII в. в Белом городе было много богатых усадеб знати. В годы правления молодого Петра 1 такого типа усадьбы стали заводить и в отдалении от Кремля - по дороге к селу Преображенскому и Немецкой слободе. Но именно в Занеглименье, между Остоженкой и Волхонкой, с одной стороны, и Тверской и Дмитровкой, с другой, владения "фамильных людей" находились буквально бок о бок: в районе Знаменки и Воздвиженки владения князей Голицыных, Долгоруковых, Трубецких, Волконских, Вяземских, Хованских, графов Шереметевых, Апраксиных, Толстых, еще ранее Нарышкиных и других именитейших фамилий.
С переводом столицы в Петербург дворцовые слободы утрачивают свои основные функции, и ремесленники покидают эти места. Дворянские же усадьбы со службами, жилищами для прислуги (обычно с огородом, садом) все в большей мере располагаются к западу от Кремля. Местность эту стала отличать особенно высокая степень социального однородства обывателей, т. е. постоянных местных жителей. Из этого не следует, конечно, что только дворяне были там землевладельцами и домовладельцами. Ими могли быть (или оставаться) священники, купцы, мещане. Но поселялись в принадлежащих таким собственникам домах обычно дворяне - на весь год или на часть его, особенно на зимний сезон московских балов. Собственных домов не имели ни родители Пушкина (часто менявшие московский адрес), ни бабушка Лермонтова (предпочитавшая район Молчановок и Поварской), ни семья Аксаковых.
Вехой в истории той местности Москвы, за которой позднее и закрепится представление об Арбате и, соответственно, об арбатском образе жизни, можно, пожалуй, признать грамоту 1762 года, освобождавшую дворян от обязательной службы. Второй важнейшей вехой допустимо считать уничтожение в 1861 году крепостной зависимости крестьян. В течение столетия именно здесь сосредоточивается неслужившее (или отслужившее) дворянство, тяготеющее к своим "подмосковным" имениям в центральной России. Оттуда легче было доставлять припасы: жизнь в Москве была дешевле, чем в столице, а земли, близкие к Москве, более "хлебные", чем в северо-западных губерниях. В Москве оседали и столбовые дворяне, т. е. имеющие столбец генеалогического древа (род их был внесен в конце XVII в. в Бархатную книгу), и те, кто лишь недавно, согласно Табели о рангах, обрел дворянское достоинство, следовательно, и лица интеллигентских профессий - врачи, профессора университета, художники и др.